Российская элита движется к принципам коллективного руководства. Лекция Александра Аузана

Николай Патрушев, Александр Бортников и Владимир Колокольцев — члены Совбеза РФДмитрий Азаров / Коммерсантъ

«Факт, который не любят публиковать: во всех странах вопрос о том, куда движется страна, решают от трех до пяти процентов населения. В России эта норма исторически ниже пяти процентов: три и менее. Это и правительство, и оппозиция, и бизнес. Вопрос об элитах — это вопрос о длине ее взгляда, о состоянии ее умов. Длина взгляда элит принципиальна для развития страны», — так начал свое общение с гостями Ельцин Центра декан экономического факультета МГУ Александр Аузан. 

Что представляют собой современные российские элиты? Каковы их интересы? Способны ли они обеспечить стране достойное будущее? Что необходимо для этого предпринимать? Вот круг тем, которые были подняты в рамках «Другого разговора» — проекта известного журналиста Валерия Выжутовича. 

Предлагаем вашему вниманию основные тезисы выступления Александра Аузана. 

«Говорить о частных капиталах неинтересно. Интересно говорить про бюрократию»

Имеют ли наши элиты длинные интересы? Имеют. Но очень боятся, что их выкинут, вычеркнут из элит. Поэтому элиты постоянно маневрируют, им не до длинных вопросов. 

Говорить о частных капиталах в России, по-моему, даже неинтересно — до такой степени они условны и зависят от того, будет или не будет сказано, что надо отдать часть или все целиком. Обратите внимание: наши олигархи, которые по тем или иным причинам покинули Россию, сразу чрезвычайно сжимаются по размеру капиталов. Потому что значимость этих капиталов здесь во многом зависела от того, что они (олигархи — ред.) влияют на регуляторы, подтягивают государственные программы и так далее. А в Лондоне и Мадриде все как-то по-другому. 

Интересно говорить про бюрократию, потому что она сильна и может решать какие-то вопросы. В чем проблема хозяйствующей бюрократии? В том, что власть и бизнес сращены. Как только он отпустит власть, сразу выяснится, что он коррупционер, что он нарушал права других и незаконно приобрел то и это. И хорошо, если он сохранит свободу, — о капитале даже речи нет. 

«Даже связи и персональные отношения не гарантируют места в элитах, ситуация зыбкая и ненадежная»Алексей Куденко / РИА Новости

Я постоянно вспоминаю Алексея Улюкаева, Никиту Белых и других: оказывается, нет, даже связи и персональные отношения не гарантируют места в элитах, ситуация зыбкая и ненадежная. Единой касты нет, там все устроено довольно сложно. Когда начал сокращаться продукт, который могут поделить [элитные] группы, кормовое поле, стали исчезать целые генеральские касты. Госнаркоконтроль, Федеральная миграционная служба — где они?  

Дело здесь не в том, что мы плохо боремся с коррупцией. Есть всего три способа создания баланса власти и собственности. Один — независимые суды, защита прав собственности. Другой — переплетение власти и собственности. Почему Южную Корею потрясают коррупционные скандалы? Потому что у них, при колоссальном взлете и мощи, до сих пор сказывается это переплетение: чиновники сидят в советах директоров, бизнесмены сажают детей в министерские кресла — ведь как-то надо защищать собственность, если не работают суды! Третий способ — конвенции, пакты. Например, в Японии вышли на эту ситуацию. 

Мы живем в условиях, когда независимые суды не работают, конвенции нет. Значит, держись до последнего вздоха за власть, иначе потеряешь собственность, а может быть, и свободу. Эта проблема, которая решается только длинными институциональными реформами. Так же, как проблема наследования капиталов. 

Что касается последнего, то Уоррен Баффет сказал: самый верный способ проиграть Олимпиаду — собрать команду из детей победителей предыдущих Олимпиад. Не потому что дети бесталанны, а потому что они другие, у них другие таланты. Поэтому Баффет — один из основателей движения миллиардеров за то, чтобы семьям оставить жалкие сотни миллионов, а миллиарды употребить на крупные проекты, потому что миллиарды, если их передать детям, погибнут. 

Одна из главных проблем элиты — как передать собственность детям по наследству?Алексей Филиппов / РИА Новости

На мой взгляд, это одна из больших головных болей той части наших элит, которая связана с частными олигархическими «империями»: как передать по наследству? Проблемы сразу две. Первая: а может, дети не хотят? Может, он художником хочет быть или режиссером, а ему надо финансово-промышленной империей управлять. Вторая: может, он неспособен ею управлять. И тогда реализуется формула: дедушка — пират, папа — индустриалист, внук — прожигатель жизни. Мы видим этих прожигателей, «золотую молодежь»: это часть медийной элиты. Но ведь это безнадежная история. Кстати, в Китае сейчас реализуется попытка ввести детей в управление госкомпаниями, мой прогноз — не получится. 

С другой стороны, в перспективе элиты буду жить все дольше и дольше, в два раза дольше, чем не-элиты. Поэтому биологический механизм [смены элит] не сработает. Мне кажется, это осознали те, кто собирался передавать наследства: чего это я буду передавать наследство в 60-70 лет, если впереди 120 обещают! 

«Наши элиты — короткохваты, с коротким взглядом» 

Посмотрим на страны лидерской группы. У США есть 50-летний план развития, китайцы составляют планы на 100 лет вперед, Саудовская Аравия — на 30 лет. Опыт больших модернизаций в Восточной Азии, а это наиболее успешные экономические опыты XX века, показывает, что для серьезных преобразований взгляд у патриотической элиты (то есть желающей, чтобы внуки жили в стране) должен распространяться минимум на 20 лет вперед. 

Аргументы против (зачем нужны долгосрочные стратегии в стремительно меняющемся мире — ред.) понятны. Да, мы имеем структурную неопределенность на 15-20 лет вперед. Но в этих условиях ваши действия становятся способом структуризации действительности. Почему страны разрабатывают длинные планы? Потому что это способ подействовать на мир. Мир альтернативен в очень многих точках бифуркации. И от того, как мы действуем, зависит, каким будет этот мир. Так что либо мы отдаемся воле волн и игре других участников процесса, либо все-таки пытаемся повлиять на этот мир так, как бы нам хотелось. Он управляется не богами. Кстати, советские планы влияли на мир. 

Геннадий Тимченко и Аркадий Ротенберг — представители старшего поколения новой российской элитыKremlin.Ru

Но что происходит у нас? Нас заталкивает в одну и ту же колею: вроде бы уже дотянулись до солнца — раз, и съезжаем в то, что уже видели. День сурка, дежавю: слушайте, я уже переживал этот исторический период, уже пахнет так же. Для преодоления этой колеи нужен длинный взгляд и длинные действия. Найдутся ли штурманы корабля, которые смогут решить эту проблему? Сейчас наши элиты — короткохваты, с коротким взглядом. Сиюминутное у них преобладает над длинным. Они не знают не только, как решить проблемы на будущее, но часто — куда вести страну [прямо сейчас], и, конечно, убеждают всех вокруг: «Забудьте! Какой там 2035 год? Ерунда, пустяки! Надо жить здесь и сейчас!» 

В 2015 году, когда мы начали заниматься новыми подходами к стратегии развития России, провели опрос 124 членов Экспертного совета при правительстве, чтобы сформировать видение будущего: как было бы лучше всего и как на самом деле будет? Например: куда прежде всего нужно инвестировать, в чем приоритеты? Они назвали ровно то же, что сейчас в [майском] президентском указе: первое — человеческий капитал (образование, здравоохранение), на втором месте — инфраструктура (дороги, хабы, оптоволокно и так далее). Оборонно-промышленный комплекс — тоже, но не на первом-втором месте. Когда их спросили: а как будет? — они ответили: на первом месте — оборонно-промышленный комплекс, на втором — дороги, на третьем — образование и здравоохранение. Почему так? Мы их спросили: а каков горизонт мышления у лиц, принимающих государственные решения? Они твердо ответили: было бы хорошо, если 10 лет и более, приемлемо — более семи, реально — три.  

Не думаю, что у кого-то [в 2015 году] были большие сомнения, кто будет президентом через три года, в 2018-м. А в чем тогда сомнения? Я скажу. Мы страна с очень слабой институциональной средой. Предсказать будущее, опираясь на то, как работают правила, у нас невозможно. Кто будет президентом — понятно, а кто премьером — уже нет, а кто министром — тем более, а при неработающих институтах это важно. Разные министры — это разное понимание мира, разные стратегии. Если взять мое родное образование, то Ливанов, Васильева и Котюков — это три совершенно разные политики, стратегии и системы. При плохой институциональной среде от персоналий зависит многое, и не только от первых персон. 

А с первой персоной тоже понятно, какая проблема. Даже если он пытается куда-то пойти, ему говорят: «Не-не-не-не, куда? Тогда у нас вообще не будет никакой определенности. Так мы хоть про одного человека знаем, где он будет». Поэтому, если в 2015 году горизонт был трехлетним, то сейчас уже — 6 лет.

«Кто будет президентом — понятно. Кто будет премьером — уже нет»Kremlin.ru

Но если элиты смотрят вперед на срок президентских полномочий, тогда не будет вложений в здравоохранение и образование, потому что человеческий капитал дает результат за пределами 10 лет. А на протяжении 5-6 лет можно заниматься только стройками, закупкой оборудования и другими вещами, не имеющими прямого отношения к развитию образования и здравоохранения. 

Отмечу один обнадеживающий факт. Я активно участвую в реализации проектов по формированию новой бюрократии, например в проведении конкурса «Лидер России». И очень горжусь тем, что там взгляд вышел за пределы семи лет, то есть за пределы президентского срока. Я сказал им: господа, в тех областях, где вы будете губернаторами, образование процветать еще не будет, но цифровизация здравоохранения уже возможна. 

«Самый актуальный вопрос — коллективный контроль над инструментами насилия»

Что нужно было бы сделать? Одно из крупнейших и интереснейших открытий последнего десятилетия — это «хулиганская», я бы сказал, книга трех великих ученых, Норта, Уоллиса и Вайнгаста, «Насилие и социальные порядки». Исследуя, почему и когда Англия, Франция и США стали экономическими лидерами, они пришли к выводу, что успех начинается с решения трех вопросов, которые касаются элит. Первое: нужно писать законы для себя и распространять на других, а не писать законы для других, а себе делать исключения. Второе: нужно не приспосабливать организации — политические, коммерческие, гражданские — под лидера, а понимать, что они не должны болеть и умирать вместе с ним. Третье: элиты всегда контролируют инструменты насилия, но если они делят эти инструменты между собой: тебе — военно-воздушные силы, мне — военно-морской флот, тебе — следственный комитет, мне — прокуратура — это неэффективный способ, нужно кооперативно контролировать эти инструменты. Эти три принципа поведения элит меняют движение страны. Правда, скажем честно, в течение 50 лет чистого времени, это длинные процессы.  

Сейчас самый актуальный вопрос у нас — восстановление коллективного контроля над инструментами насилия. Отсутствие такого контроля дает настолько неудачные результаты, причем не только внутри страны, но и вовне, что лично я каждый раз совершенно не уверен, где принималось то или иное решение. Такое ощущение, что правая рука не понимает, что делает левая.  

В XX веке у нас такой контроль был. После смерти Сталина элиты поняли, что нельзя больше допустить применения НКВД и МГБ против себя и армии, и коллективный контроль сохранялся на протяжении всего периода до конца СССР. Великий Жуков пал жертвой этого процесса, потому что не может один человек контролировать армию, даже если он «маршал Победы». 

После войны советское руководство выработало принцип коллективного контроля над инструментами насилия. В России его до сих пор нет

Что, мне кажется, необходимо сделать для восстановления контроля над инструментами насилия? Сказать о том, что у нас этим по Конституции занимаются комитеты Государственной Думы и Совета Федерации — значит ничего не сказать. Каким был механизм осуществления такого контроля с 1954 по 1991 год? Политбюро ЦК КПСС. В смысле ограничения генерального секретаря, спецслужб и Вооруженных Сил — довольно эффективный орган. 

Сейчас это, конечно, не партийный орган. На мой взгляд, надо преобразовывать, расширять и укреплять Совет Безопасности. Он не должен быть просто совещательным органом, он должен стать коллективным органом принятия решений и подотчетности, с участием экономического блока правительства, потому что часто, при принятии силовых решений, забывают деньги считать. Тогда бы все понимали, что те или иные персональные подвижки не создают угрозы государственного переворота и гражданской войны, потому что есть коллективный контроль над инструментами насилия. 

Будет ли потом переход от этого механизма Политбюро 2.0 к другим механизмам контроля, механизмам гражданского общества? Обязательно должен быть. Но это тоже поэтапная история.

«Совет безопасности не должен быть просто совещательным органом, он должен стать коллективным органом принятия решений и подотчетности»Kremlin.ru

Я очень не хотел бы революционных решений. Как институциональный экономист я утверждаю, что чем глубже революция, тем дольше сказывается ее воздействие на последующие поколения. Есть великолепная работа того же Норта: оказалось, что во всей писаной истории человечества самым ярким примером, как он назвал, «дискретных изменений институтов», то есть революции, является Октябрьская революция в России в 1917 году. Норт анализировал ее последствия и показывал, что через весь XX век по СССР катились волны, которые были следствием отдачи от этой революции.

А чего хочется? Хочется раскола в элитах. Чтобы часть элит осознала, куда и почему надо двигаться — не по нашим интересам, а в том числе по их. Я все время говорю, и с ними тоже, когда предоставляется такая возможность: ваши собственные проблемы, головные и зубные боли не решаются без общих изменений в стране, ваши длинные интересы могут во многом совпадать с нашими. Люди различаются не взглядами, а их длиной. Например, если либерал, социалист и националист делят годовой бюджет, они ругаются насмерть, но если они говорят о десятилетнем развитии, о том, что надо вкладываться в это, это и это, очень может быть, что они договорятся. 

Благодарим за помощь в подготовке материала Анну Матюхину.

Источник: znak.com